Сыщик наклонился вперед и сцепил пальцы в замок:
— Могу вас заверить, господин мэр, все эти ограбления совершены одним и тем же человеком. Никто не знает, кто он такой, никто не может сказать, как его имя, как он выглядит и где его искать. Есть только смутные слухи и моя интуиция. Не побоюсь сказать, что этот человек, — Римус постучал себя по виску, — гений преступного мира. Это — единственный человек, которого я не смогу поймать. И поэтому я не возьмусь за ограбление вашего банка. Я боюсь самым страшным страхом мужчины. Я боюсь проиграть. СЕЙЧАС я просто не готов вступить с этим невидимкой в противостояние. Потом, когда я буду готов…
Айн Грауфогель спокойно смотрел на сыщика.
— Значит, — тихо произнес он, — ваш ответ…
— Нет.
— Прошу прощения за то, что отнял ваше время. До свидания.
Рауль Римус протер лысину платком и надел свою широкополую шляпу. Он уже взялся за ручку двери, как мэр неожиданно спросил:
— Кто делал вашу руку?
Сыщик бросил быстрый взгляд назад. На лице мэра застыла смущенная улыбка, как у человека, который понимает неприличность своего вопроса, но не может сдержать любопытства.
Стоило Римусу отвести взгляд, и улыбка тут же исчезла.
— Айн Хербер.
Сыщик помедлил мгновение, но уточняющего вопроса не дождался. Повернул ручку и вышел из кабинета.
Мэр взял одну из требующих рассмотрения бумаг и углубился в чтение.
«Мы еще вернемся к этому разговору, господин Римус… Мы обязательно вернемся…»
Курсант Черной Сотни по имени Йохан не любил женщин. По определенным причинам.
По его глубокому — после одного случая — мнению, все женщины делятся на три группы: глупые, распутные и высокомерные. Были женщины, объединяющие в себе два из трех признаков, была одна, объединившая все три, но до сих пор единственной из всего женского рода, не имевшей ни единого из признаков, была покойница-мать.
Сейчас Йохан не знал, что и думать. Каролина айн Зоммер, та светловолосая девушка с глазами ангела…
Она не была глупа — не болтала без умолку о том, что девушки считают безумно интересным всем и каждому, и не сидела молчком, боясь слово сказать.
Она не была распутна — даже не пробовала облизывать губы кончиком язычка, бросать взгляд из-под ресниц, поправлять волосы или применять еще что-нибудь из бесчисленного арсенала девиц, полагающих, что все мужчины должны быть без ума от них, а если кто-то не обращает на них внимания — значит, такого мужчину нужно непременно завоевать.
Она не была высокомерна — в ее глазах Йохан не видел того презрения, с которым некоторые женщины глядят на весь окружающий мир.
Она не была вульгарна и не была необразованна, она не была нахальной и не была стеснительной, она была мила и дружелюбна…
Каролина начала казаться сестрой, которой у Йохана никогда не было… Или другом. Таким, как остальные курсанты…
Шарик колеса протарахтел по ячейкам и нашел свое окончательное место.
— Семнадцать! Можете забрать свой выигрыш.
Столбики монет поделились на три части, среди трех поставивших на семнадцать: молодому человеку в черном фраке и изящно завязанном галстуке, Йохану и Каролине.
Она всегда ставила на то же число, что и Йохан. Искренне радовалась выигрышу и спокойно относилась к проигрышам.
Вначале он думал, что девушка — из тех, кто выманивает деньги у игроков. Но нет: Каролина всегда ставила только свои, и даже не обращала внимание на монеты Йохана. Даже лимонную воду и пирожные она покупала на свои деньги, хотя он сделал попытку угостить ее.
Юноша поставил все свои деньги, сто тринадцать талеров, на десять. Ему надоело играть. Проигрывать, так проигрывать.
— Рискуешь, Йохан, — весело прищурилась Каролина. Она рисковать не стала и по-прежнему ставила одну монету.
Молодой человек во фраке задумчиво потеребил прядь своих выбеленных — а может быть и седых — волос, но свою ставку сделал на двадцать четыре.
— Не хочу больше играть, — улыбнулся девушке Йохан, чувствуя, что ему с ней легко, как ни с кем.
Она пробежала кончиками тонких пальцев по его руке, легко, как дуновение ветерка. Приподняла рукав и коснулась уродливого белого пятна старого ожога на запястье.
— Что это?
— Ожог. Как-то в детстве плеснуло раскаленное масло на руку.
— Бедный…
Прохладный пальчик обвел пятно. Приятно…
— Тринадцать. Можете забрать свой выигрыш.
Йохан, нимало не огорчаясь — выигранные деньги — не деньги и о их потере жалеть не следует — приподнялся, собираясь выйти из-за стола.
Каролина огорченно посмотрела на него:
— Уходишь?
— Хочу поискать своих друзей. Они играют в другие игры.
Она вскочила на ноги, быстрая как ветерок:
— Подожди минуту, поиграй за меня. Мне нужно сходить посмотреть на себя в зеркало.
— Хорошо, — понятливо кивнул Йохан, — А ты не боишься, что я сбегу с твоими деньгами?
Она засмеялась, легонько щелкнула его по носу и убежала.
Тук. Тук.
— О-ох! О-ох!
Рыжие волосы разбросаны по подушке, в полутьме комнтаы два молодых обнаженных тела сплелись, наслаждаясь друг другом…
Тук-тук.
— А-ах! А-ах!
Девичьи пальчики впиваются в мокрую от пота спину Цайта острыми ноготками.
Тук-тук!
— А-а! А-а! А-а! А-а-а-а!!! Судорога сладкого удовольствия, разряд любовного электричества пронзил юношу и девушку…
ТУК-ТУК!!!
— Да кто там?!
Цайт спрыгнул с кровати и попытался прикрыться простыней, но девушка-разносчица, хихикнув, выхватила ее и замоталась наподобие древних жриц лесных богов: так, что босые стройные ноги были видны во всей красе. Юноша, недолго думая, прикрылся курсантским кепи и подошел к двери.