Белое на белом - Страница 68

Цайт заглянул внутрь колбы. Бурая жидкость не вызывала доверия, она вяло колыхалась внутри сосуда, не походя на эликсир ни в малейшей степени.

— Вы сами, молодой человек, сами попробуйте! — доктор почувствовал недоверие.

Чтобы не обижать его, молодой человек, принюхался — горьковато-терпкий запах и отпил небольшой глоток.

— Холера!

Запах был горьковатый, а вот вкус был горчайший.

— Вы уверены, что это не отрава?

С доктора сталось бы сварить лекарство из мухоморов или белладонны.

— Нет, как ни странно, всего лишь экстракт ивовой коры…

За спиной Цайта скрипнули сапоги:

— Так-так-так…

При звуках этого голоса Цайт понял, что поход в город повис на тонкой соломинке. Сержант Зепп мог отменить его увольнение без объяснения причин.

Что он через минуту и сделал.

5

Дом святой Катерины на Королевской улице относился к домам квартирным. Такие строения появились в Бранде в начале века и предназначались для тех горожан, у которых не хватало денег на содержание собственного дома — не говоря уж о дворце — но и жить в съемной комнате или, упаси бог, в рабочих бараках им тоже не хотелось. Небогатые чиновники и офицеры, приказчики, преподаватели университетов, священники…

Молодые женщины.

Йохан замер на пороге квартиры Каролины. Все-таки, если женщина приводит мужчину в свое жилище, то это говорит…

Девушка хихикнула и легонько щелкнула юношу по носу:

— У меня есть служанка и приходящая кухарка. Так что если ты намеревался наброситься на меня и сорвать одежды… Что такое?

— Нет, ничего, — немного кривовато улыбнулся Йохан, у которого выражение «сорвать одежды» вызывало вовсе не эротические ассоциации. Перед его глазами медленно таяли видения обнаженных тел, мертвых и залитых кровью.

— Все в порядке, — повторил он. С этой девушкой он почему-то чувствовал себя легко.

Мягко захлопнулась дверь с начищенной до блеска медной цифрой «6».

Внутри квартира была большой, или так показалось курсанту после комнаты-камеры, которую он делил с тремя друзьями. Здесь одна только прихожая была больше, чем вся комната в школе.

Йохан повесил на вешалку шинель и кепи, помог снять пальто Каролине, мысленно отметив, что получилось у него не в пример легче, чем раньше, еще в Нибельвассере. В четырнадцать лет он, решив изобразить галантность и помогая снять пальто, случайно стянул верх платья девушка почти до пояса. К счастью, тогда Гвендолин не разозлилась…

Гвендолин… Любимая жена… Когда-то жена и когда-то любимая…

— Йохан, — глаза Каролины искрились смехом, — ты опять думаешь о ком-то другом. Еще немного и я начну ревновать к твоим мечтам.

Юноша развел руками. Девушка рассмеялась и вышла из гостиной.

«Возможно, в моих мечтах — именно вы» — пришел в голову Йохана красивый, но запоздалый ответ.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Йохан уселся в кресло и оглянулся.

В гостиной было несколько кресел, мягких, темно-вишневой кожи, круглый столик, на котором лежали письма, все перевернутые вниз адресами. В углу громоздился такой странный предмет для девушки, как пишущая машинка, у высокого окна белел прикрепленным листом бумаги мольберт.

Из любопытства он встал и подошел поближе. На подоконнике лежала россыпь пастельных мелков, которыми был сделан рисунок.

На рисунке стояла девушка.

Нарисованная, она смотрела в окно. Окно высокой — видневшаяся дорога вилась тонкой ниткой — башни, башни с толстыми каменными стенами. Лица не было видно, но становилось понятно, что девушка грустна и печальна…

— Ты смотришь на мою картинку, — Каролина подошла со спины и положила руки на плечи юноши.

— Это ты.

— Да, — просто сказала девушка, — это я.

— Ты выглядишь грустной.

— Я и была грустной. Меня разлучили с братом, единственным близким мне человеком.

— Кто?

— Дядя. Мы с братом были сиротами, наши родители погибли так давно, что я даже не помню их лиц. Нас воспитывался дядя, добрый человек…

Голос Каролины дрогнул, как будто от испуга. Йохан стиснул зубы. Он не был наивным мальчиком и мог представить, почему девушка боялась своего «доброго» дядюшки, наверняка развратного и похотливого старикашки, досаждавшего ей… Появилось желание прикончить его, если он, конечно, еще жив, чтобы сделать Каролину хоть немного счастливее.

6

— А-а-а!!!

Листы бумаги, разорванные в мелкие клочки, взлетели в воздух и закружились снежными хлопьями, опускаясь на голову разъяренного Вольфа. Он с удовольствием и пишущую машинку разбил о стену, но его остановились ее стоимость и вес.

— Кого изображаешь? Госпожу Зиму?

Цайт, еще полчаса назад шипевший тихие проклятья и бурлящий злостью на сержанта как кипящий чайник уже давно успокоился и сейчас, что-то напевая, возился в гримировальных принадлежностях Йохана. Хотя курс сценического мастерства им — в отличие от того же Йохана — им преподавали очень кратко, однако развеселый Цайт накладывал грим вполне умело, постепенно превращаясь в кого-то смутно знакомого. Лохматые бакенбарды, кожаная крутка из театральной комнаты…

— Лучше молчи! — рявкнул Вольф, — Я сейчас готов убить кого угодно! И еще кого-нибудь. Кто только придумал эти машинки!

— Не я, — на всякий случай отперся Цайт, — Ничего не поделаешь, сейчас время такое. Век техники и прогресса, все должны делать машины, а человек так, на кнопки нажимать…

Лицо Цайта перечеркнула черная повязка на глаз. Вольф не выдержал и улыбнулся: перед ним сидел вылитый вор и мошенник по имени Северин Пильц. Различить сейчас Цайта и настоящего Северина взялись бы разве что их родные матери. Отцы не так наблюдательны.