Незнакомец с тростью, не смущаясь всеобщим вниманием, подошел к стойке, за которой протирал кружки кабатчик Хельмут.
— Шнапс, — по стойке покатилась серебряная монета.
Хельмут невозмутимо открыл кран бочонка, мутная жидкость полилась в глиняную кружку со щербатым краем.
Незнакомец поднес выпивку ко рту, но отхлебнуть не успел. На плечо опустилась огромная рука.
— Приятель, — прогудело за спиной, — Ты кто такой?
Кружка опустилась обратно на стойку, незнакомец неторопливо обернулся и приподнял концом трости козырек своей кепки, взглянув на обратившегося к нему.
Мясник Бернард взглянул на нахального пришельца с высоты своих семи футов. Он был силен как бык, даже еще сильнее, что часто узнавали за миг до собственной смерти настоящие быки, схваченные за рог и брошенные на землю.
— Я? Дирижер, — улыбнулся человек.
— Ди-ри-жер? — пробасил Бернард. Он вовсе не был таким тупым, каким казался, но любил прикинуться великаном-людоедом из детской сказки, — Это которые палкой шик-шик-шик и музыка брым-брым-брым?
— Никто не давал настолько краткого и точного определения моей деятельности.
— Чего?!
— Любезный, я ведь никому не мешаю. Пришел вот, — Дирижер поднял кружку со шнапсом, — выпить немного…
— Пей и проваливай.
— Но…
— Пей. Проваливай.
— Могу ли я узнать почему мне так не рады?
— Здесь собираются только старые друзья. Всяким дирижерам тут не место, даже если они вырядились как мы.
Дирижер понимающе кивнул:
— Вы приняли меня за скучающего аристократа?
Действительно, сынки старинных знатных родов, умирая от скуки и безделья, иногда переодевались в «простую одежду» — как они ее понимали — и отправлялись в рабочие кварталы на поиски приключений. Иногда не возвращаясь.
— Поверьте, мой друг…
— Ты мне не друг! — рявкнул в лицо наглому Дирижеру Бернард.
— Возможно, я смогу им стать?
— Сможешь, — мясник выпрямился и кровожадно заулыбался, — Победишь меня на кулаках — станем лучшими друзьями.
Тут уже заулыбались и все остальные. В кулачных боях, которые проводили по праздникам на задворках складов, Бернарду не было равных. Побить его не мог еще никто.
— Побить? — задумчиво произнес Дирижер, — Прямо здесь? Или мы выйдем на улицу?
— Давай, — мясник отступил на шаг и приглашающее взмахнул ладонью, — Прямо здесь.
— Давай, — произнес один из кузнецов и хлопнул ладонью по столу.
— Давай, — ударил кружкой скорняк.
— Давай.
— Давай!
— Давай!
Грубый ритм заставил столы подпрыгивать и грохотать. Ладони, кружки, сапоги выбивали грозную мелодию, которая заставляла холодеть спину.
— Давай! Давай! Давай!
Копившиеся столько дней, недель, месяцев злость, гнев, возмущение требовали выхода. Появление незнакомца стало тем штопором, который вырвал пробку, сдерживающую их.
— Давай! Давай! Давай!
Как ни странно, но Дирижера, казалось, нисколько не испугали ни грохот рук и ног, ни угроза Бернарда. Он как будто наслаждался происходящим.
— Давай, не трусь! — выкрикнул мясник.
Сверкающий набалдашник трости нарисовал в пелене табачного дыма тускло сверкнувший круг, Дирижер повернулся к Бернарду…
Никто не понял, что произошло дальше. Вот мясник стоит напротив Дирижера — и в следующее мгновенье он уже лежит, скорчившись от сильнейшей боли в животе, пытаясь вздохнуть.
— Вот это удар! — прохрипел Бернард, когда сумел подняться. Он протянул Дирижеру руку, тот крепко ее пожал. Еще несколько человек поднялись и подошли протянуть руку, хлопнуть по плечу человеку, победившему Бернарда.
— Шнапса моему другу! Откуда столько силы?
— Камни, — односложно ответил Дирижер и опустил нос в кружку.
Те, кто стоял рядом, бросили быстрый взгляд на запястья. Следов от кандалов там не было, но, если человек не хочет говорить о том, как он прожил жизнь…
Про свою жизнь Дирижер не хотел рассказывать, но поговорить он был не против:
— Друзья! — громко произнес он.
Новоиспеченные друзья приветственно подняли кружки.
— Друзья! — воззвал Дирижер, — Я вижу перед собой отличных парней, сильных и крепких, тех, чьим трудом живет наша земля, тех, кто несет на своей спине свою страну. Но я вижу и кое-что еще! На ваших спинах едут и те, кто не имеет никакого отношения к вашему труду: короли, попы, дворяне, те, кто никогда в жизни не держал в руках ничего кроме шпаги или мешка с золотом. Почему? Почему эти люди живут во дворцах, едят разносолы и пьют вина, а вы, вы, те, кто работает с утра до утра, живет в грязных трущобах, едите что придется и пьете дешевое пойло, потому что ни на что другое у вас нет денег? Почему?…
Дирижера слушали. Слушали внимательно. Точных слов никто не запомнил, но, после его ухода, все сразу поняли, ЧТО нужно сделать для того, чтобы исправить ситуацию. Нет, не выбегать немедленно на улицу, выхватывая булыжники из мостовой. Ждать. Ждать и готовиться. Бернард-мясник, Гуго-кузнец и Отто-носильщик ушли вместе с Дирижером и все, кто остался в кабаке точно знал: однажды — и очень скоро — эти трое скажут, что делать. Вот тогда и нужно будет выходить на улицы. Чтобы смести, смыть, сжечь уродливые бородавки на теле народа. Бородавки, почему-то считающие себя главными органами народного тела.
Лица Дирижера почему-то никто не запомнил.
«И».
Щелк.
«Я»
Щелк.
Пробел.
Щелк.
«П»
Щелк.
«А»
Щелк.
«Р».
Щелк.